Олларис
Научиться дышать счастьем
несложно,
просто сделай вдох!
Казнить? Помиловать? Послать? Или всё же на кол...
Люди очень разные. И на цвет, и на вкус. Я образно. Есть демоны, которые несут хаос, зло и темноту. Есть ботаны, которые несут истину и покой. Есть гопники, которые несут бардак и чужие кошельки-барсетки-гаджеты. Есть уникалы, которые несут ступор и восхищение. Есть гении, которые несут доброе-вечное-красивое-непонятное. А есть я. Я несу домой кулёчек с молочными ирисками и полкило печенья.
На улице холодно, зябко, даже пятки почему-то замёрзли, а дома хорошо. Из динамиков хрипловато выкрикивают «Браты Гадюкины», задорно восхваляя осень и влюблённость, а в пик музыкальной квинтэссенции, то есть в припеве, вокалист интеллигентно послал: «Аріведерчі, Рома!»
Меня давно не посылали. Да и не напрашивался я. Может, хороший такой? А может, просто людям лень. Но вчера почему-то решил нарваться. Экспериментатор, ёпт! В общем, отнёс на кухню сладости, вытрусил из кармана фантики от конфет, которые жевал по дороге, и отправился в спальню. Достать видеокамеру и установить её на подоконнике, немного приоткрыв занавеску, дело трёх минут. Потом была сооружена ненавязчивая баррикада на стуле под окном, чтобы сбить взгляд и не дать увидеть «типа-скрытую камеру».
Пока шаманил на кухне, вернулся мой. Всё как всегда, чинно-ровно-приятно. Поболтали, кто о чём и кто чем, поужинали, прибрали, в комнате повалялись в ногах у телека, попялились в широкую диагональ, поболели за наших, повозмущались в глаза премьер-министру, взгрустнули вместе с главным героем венесуэльской мелодрамы, поржали над Сквидвардом и Спанч Бобом, потрещали «за жизнь».
Перебрались в спальню. Усадил его на кровать, а сам начал как бы нервно прохаживаться взад-вперёд, поглаживая одной рукой свой затылок, а вторую спрятав в карман джинсов. Он напрягся. Я остановился.
Вот хорошо быть женщиной, можно встать посередине комнаты и расплакаться. Будет эффектно. Или, допустим, молчать. Обязательно кто-то спросит - что стряслось, детка? Вообще молчать круто! Некоторые, конечно же, подумают: "Что ты, тупой? Что, тебе сказать больше нечего?" Но ведь кто-то обязательно задумается – а может, ты гений? Или просто последователь Фрейда и апологет нейро-лингвистического программирования, в идеале знающий язык тела и умеющий читать по позам и жестам? Но одно знаю точно, ни одна живая душа не догадается, что на самом деле ты просто стоишь, молчишь и думаешь об ирисках, которые остались на кухне…
Потом последовал примерно такой диалог:
- Ты чего такой напряжённый?
- Да так, хотел кое в чём признаться.
- Давай! Я сейчас добрый.
- Хотел третьего к нам пригласить…
- Уйди, пративный!
- Ты его знаешь…
- Вернись, пративный. Дальше?
- Ну вот, а я думал, тебе меня достаточно.
- А если серьёзно?
- Даже не знаю, как сказать. В общем… я тебя люблю.
- Я знаю. Я тебя тоже.
- Не хочу обманывать.
- И не нужно.
- Пару дней назад встретился просто на улице со старым другом. Погуляли, посидели.
- Полежали?
- В общем, встречались пару раз. Сегодня тоже. А когда расстались, понял: не друг он мне вовсе… люблю я его.
Пауза была немного скомканной. Невыдержанной какой-то. Станиславский бы хлопнул себя пятернёй по лицу, прикрывая своё уныние и разочарование от моей актёрской бездарности. Короче – «рукалицо» от мастера.
- Давно не цитировал современников. Не спалось ночью? Сидел в соцсетях?
- Я серьёзно.
Понимал, что в тот момент могу рассмеяться, и лучше бы это был жёсткий пранк, чем вот так - глаза в глаза. Инстинктивно сжался. Не только губы, но и целиком, но не подал вида. Понимал, что диагноз у меня: острая недостаточность сказочных событий в повседневной жизни. Кто-то бы посоветовал: купи, мол, бухлишко и устрой себе сказку, хоть страшную, хоть красивую, хоть с впечатляющим концом. Но нет, трезвенник, мля. Другой бы подбодрил: не хватает сказочных событий - свяжись со сказочным долбоёбом! А где ж такого второго найти? А нету! Да, событий ноль, зато сказочников развелось доЙУХя…
- Так что там с другом?
- Я тебе изменил. Простишь?
Снова пауза. Опять молчание. Об ирисках напрочь забыл. Думал о его реакции и как выходить из этого пердимонокля. Мысли были разные. Стою тут, возвышаюсь над бедолагой и тычу сверху вниз ему свои липовые признания. Даже успел мысленно на колени встать и прощение попросить. Хотя, по правде, нифига не было. Даже того самого старого друга. Разве что – воображаемый, как у некоторых детей в детстве. Хотел пошутить, но моя хохма возымела совершенно неожиданный эффект. То, что я услышал потом, меня сразило напрочь!
- Тогда и я тебе признаюсь. Я тоже тебе изменил. Совсем недавно. Но ведь ты тоже мне простишь эту шалость?
- Какого… Шалость?! Ты охерел?
Меня расплющило о свою же самоуверенность. Я не знал, что делать, а рот сам начал извергать какие-то нечленораздельные прилагательные. Можно было бы грозно свести брови и начать неспешно наступать, чтобы как раненый в бочину ишак кинуться в разборки, но меня опередили.
Вскочив с постели на ноги и став, таким образом, выше меня, он начал хохотать, держась за живот, и показывать на меня пальцем. Соображал я туго. Его реакция как-то совсем не ложилась под мои мысли. Он веселился, а я тупил. Потом я начал закипать. Меня было уже не остановить, и я кинулся ему в ноги, но не так, как представлял минутой раньше, а чтобы сбить и повалить на постель.
- Как ты мог? Ты?! Мне!!!
- Отвали, псих! – он не особо сопротивлялся, но всё же смех чуть поубавил. - Я видел, ты поставил включенную камеру на подоконник, идиот! - и его рука взмахом указала в сторону окна.
- Погоди, так ты не…
- Конечно, нет! Я что, ненормальный?
- Точно?
- Абсолютно!
- Просто на камеру?
- На неё.
- Ты понял, что это развод?
- Да!
- Честно?
- Да иди ты… Мне на Талмуде поклясться?!
- Неа… Чёрт! Тебя убить мало! Как ты мог такое мне сказать? Тебя четвертовать нужно!
- Угу, и на кол посадить, - ехидно засмеялся он.
- И не раз! – заверил я и приступил к казни…
В целом, вечер получился шикарный. Апофеоз апогея… или апогей апофеоза… в общем, апофигей полный!
