top of page

С красивым парнем всегда трудно, он либо снится, либо спать не даёт… С любимым ещё сложнее. Когда-то я тебе сказал, что очень просто найти человека для страсти и... практически невозможно для умиротворения. 

Я не задумывался об этом, но хотелось в тот момент поделиться тем, что в голове. Почему-то люди не умеют находить прелесть в заботе и внимании, понимании и преданности, спокойствии и уверенности, безмятежности и постоянстве, а зачастую просто это игнорируют в погоне за фейерверками жизненного карнавала. Конечно же, всем нам в определённый период жизни хочется нарядиться в «босса», «мэна», «крутого перца» или «мачо», но ведь маскарад в определённый момент заканчивается, и мы опять становимся самими собой. Поначалу мы покоряем друг друга придуманными характеристиками, несуществующими качествами, чужими мыслями и потом удивляемся – почему всё так быстро заканчивается? Вроде бы нам хочется вместе прожигать жизнь, но одновременно нет сил провести выходные наедине с ним? Мы готовы не спать до утра, шатаясь по клубам, но одновременно нас бесит, когда ночью он ворует наше одеяло? Мы с апломбом пьём прилюдно на брудершафт, но одновременно психуем, когда он утром выпивает последний глоток сока? По-видимому, всё же не это главное. Порою чувствуешь, что «чё-то как-то не то», понимаешь, что «не сексом единым», и после всего хочется несмело проронить – «а поговорить?». Наверное, нам хочется любви… 

Хорошо, когда ты с удовольствием просыпаешься чуть раньше, чтобы выскользнуть из-под одеяла и отправиться на кухню варить Ему кофе, хотя сам на дух не переносишь этот запах; когда фотографируешься с Ним на фоне обычной кирпичной стены дома на свой мобильный, хотя с детства не терпишь эти позирования даже для школьного альбома; когда улыбаешься, увидев утром Его дырявый носок поверх своей чистой рубашки на стуле, хотя мама приучила тебя к тотальной чистоте и идеальному порядку; когда в кинотеатре вовсе не сердишься на то, что Он, шумно сёрбая колу и хрустя чипсами, рассказывает в подробностях, чем кончится фильм, и кто именно окажется убийцей, хотя ты ещё в юности отказался от просмотра ужастиков. 

Невероятно здорово, когда ты с удовольствием вставляешь Его фото с забавной рожицей, обгорелым носом, в смешной панамке и в ярких трусах по колено с летнего отдыха в рамку и водружаешь её на свой рабочий стол, наплевав на завуалированные вопросы сотрудников; когда с благодарностью и искренним счастьем на лице принимаешь от Него утром в кровати толстый бутерброд с ненавистным тебе куском сыра и чашкой прохладного чая с тремя ложками сахара, хотя и не любишь сладкое, одновременно слушая фальшиво исполненную для тебя серенаду трубадура из мультфильма; когда в момент дикой производственной запары, безумных криков поставщика и закипающего недовольством начальника, ты отвлекаешься от полетевшей ко всем чертям в этот момент Винды на телефонный звонок, чтобы услышать от Него: «Я соскучился», и почувствовать себя невероятно счастливым; когда, вернувшись вечером домой, ты не пытаешься изображать радость и лёгкость эльфийского принца, ведь день, и правда, был словно марш-бросок десантника с полной выкладкой, потому что знаешь, Он точно почувствует, что тебе сейчас нужно - сколько стоит помолчать, когда подойти и взять за руку, и что именно прошептать на ухо, чтобы ты невероятным образом вновь воскрес. Есть мужчины, рядом с которыми хочется быть кем-то, а есть Тот, рядом с которым просто хочется быть…

Его голос неспешно и очень мягко вливался в меня через телефонную трубку и ненавязчиво пробирался сквозь ворох мыслей:
- В чём ты сейчас? 

- Я? В депрессии, - отвечаю, как само собою разумеющееся, будто я капитан корабля, и всё должно быть очевидно, ведь на мостике я стою в белом кителе и фуражке с эмблемой. Разве непонятно? Я один сейчас, без тебя, как я могу себя чувствовать?

Размышляя, медленно вожу подушечкой указательного пальца по столу вокруг чашки со свежесваренным кофе, а затем тычу в рассыпавшийся тростниковый сахар, чтобы мелкие коричневатые кристаллики прилипли к пальцу. Смахнув остальное тыльной стороной ладони, я вливаю немного горячего молока в почти полную чашку, размешиваю ложечкой, снова подпираю кулаком свой подбородок и перевожу взгляд на окно, за стеклом которого горит кухонная люстра и тускло отсвечивает дрожащий близким вечером воздух. 

- Я медленно снимаю с тебя Уныние, нежно расстёгивая Хандру, - его голос был тише шепота, ласковее прикосновений, и от этого становилось чуточку теплее, - я снимаю с тебя через голову Задумчивость, растрепав твои волосы, и тут же отбрасываю в сторону, где уже лежат скомканные Скука и Грусть.

Невольно поведя плечами, будто, и правда, я остался раздетым, и холодок пробежал по моим голым плечам, я улыбаюсь, но лишь одним уголком рта. Этого не заметил бы и я сам, не то что окружающие. Но это было лишь начало, и я оставался ещё довольно плотно укутан в зимний вязаный комплект депрессии. Она греет, но в определенный момент начинаешь ощущать, что именно эта полюбившаяся за снежно морозные месяцы вещица начинает тебя парить. Самому жаль покидать теплое гнездо пусть с осточертевшим, но таким безопасным унынием, и вот только Он отваживается помочь в моем личном эмоциональном стриптизе.

- Я поддеваю пальцами твою Меланхолию и не спеша снимаю сначала с одного плеча и целую его, - он делает паузу, и я, чёрт меня побери, чувствую влажное касание его губ на моей коже, - затем я освобождаю второе твое плечо, и ты можешь ощутить мое горячее дыхание…

Снова передергиваю плечами и начинаю заводиться от этого обнажения. Порою чувствуешь себя неловко даже жарким летом, снимая с себя одежду, будучи на берегу водоема, или невольно переживаешь, чтобы не подумали, что у тебя явная тяга к демонстрации, если захочется под палящими лучами солнца расстегнуть рубаху в людном месте, но в то же время с лёгкостью обнажаешь свою душу первому встречному, с которым случайно оказался в одном купе или за соседними столиками в ресторане с рюмкой в руке. Но Он… Он имеет право на меня, мои мысли, мою душу, моё сердце.

- Встав перед тобой на колени, я провожу пальцами вдоль кромки брюк и ослабляю Ипохондрию, прижимаюсь губами к солнечному сплетению, высвобождая Томление, - Он виртуозно меня раздевает, обнажая ощущения и чувства, освобождая от тоски и одиночества, и мне лишь остаётся мысленно следовать за ласковыми пальчиками Его фантазии… но вдруг я просыпаюсь и со стоном переворачиваюсь на живот, чтобы прижаться лицом к Его прохладной подушке.

Вот таким ты был сегодня, и мне вовсе не хочется делить утро на моё и наше, не хочется день проживать в одиночку, а вечер проводить без тебя. Ты же знаешь, я очень дорожу возможностью побыть с тобой, и не важно когда, где и как, но порою особое удовольствие быть с тобой именно душами, когда твоё тело лишь фон, и я просто на подсознательном уровне продолжаю его касаться, поглаживать... Но на самом деле это потому что я целиком и полностью поглощён тем, кто рядом – тобой, мой маленький БОг. Мне нравятся эти неосознанные ласки, когда руки или губы без моего ведома сами касаются тебя - это завораживает и становится похожим на фентези. Это похоже на сказку со счастливым концом, на счастье в его первозданной сущности и на чистую любовь с детской верой в её бессмертие. На твоё восклицание «Малыш, ты сияешь!» хочется рассмеяться и мотнуть головой, потом замереть и дать тебе возможность в моих расширенных зрачках прочесть: «Я счастлив!». Затем всё же облизать свои губы, приоткрыть их и практически на пределе беззвучного шепота спросить:

- Ты не веришь? – хитро подмигнуть тебе и с вызовом предложить: - Тогда возвращайся поскорее! И проверь. Я обожаю такие проверки.

Ты, конечно же, улыбнёшься и погрозишь мне пальцем, поправишь упавшие на лицо волосы и замрёшь в ожидании, рассматривая меня. А я разведу руки в стороны и неспешно поведу плечами.

- Родной, приезжай, я сварю тебе кофе, как ты любишь – с молоком, - и только потом, обнимая тебя и прижимаясь к твоему плечу щекой, я смогу прошептать, - я так устал его пить без тебя…

Приезжай, я сварю тебе кофе...

bottom of page