Олларис

Выплюнув жевательную резинку, он запустил пальцы в волосы и взъерошил их. Теплый майский ветер приятно обдувал лицо и пробирался под одежду, отчего она надувалась, как парус. Пальцы покалывали, но он знал, что это просто от нервов, уж очень непривычно было видеть тонкую полоску горной речушки, с такой высоты. Шикарный вид скалистой гряды завораживал. Да и в принципе вся ситуация была довольно торжественной: такой день принято встречать сидя во главе стола в уютном месте и в окружении друзей или родственников. Но это если тебе восемнадцать. Тогда хочется напялить на себя новое и модное, получить с десяток непонятных свертков и ужраться до опупения, чтобы на следующий день тебе рассказывали, как все было круто и какой в жопу пьяный был виновник торжества.

У каждого настает момент, когда хочется одиночества. Вот и ему приспичило впасть в жалкое подобие депры, покопаться в мозгах у себя, а не как обычно – у других, почесать затылок и попытаться выстроить ранжир из своего богатого опыта в совершении глупостей и вывести хоть какое-то резюме. А если без понтов и привычных замысловатостей: расхерачить в дребезги свою говённую жизнь, чтобы в этом мусоре найти хоть что-то полезное. 

Переминаясь с ноги на ногу, он нервно сглотнул и сжал руки в кулаки. Наверно именно сейчас должна была пронестись вся жизнь перед глазами. Мужчина мотнул головой, пытаясь ускорить показательные выступления, жиденьких на моменты счастья воспоминаний и напрягся, стараясь, если не усилием воли, то хотя бы напряжением мышц лица начать поскорее это обязательное представление. 

Так, пошло… Детство, Есть контакт! Хм. Детство как детство, никаких найденных кладов, никаких пришельцев и даже отсутствие единственной радости всех пацанов – щенка. Как-то пресно и скучно, хотя в том возрасте казалось, что весь мир вертится вокруг тебя, что велосипед «Десна» - это чуть ли не волшебный ковер-самолет, а наличие коробки спичек с зелеными головками приравнивалось к статусу «король двора». 

- Дай катнуться!
- Отстань…
- Ты жадина!
- А ты - говядина…
- Но мы же друзья!
- Были…
- Ну почему?
- По кочану…
- Мы не ссорились!
- Ты игрался с другим…
- Но я же вернулся к тебе!
- Поздно…
- Тогда и ты мне не друг!
- …
В этот момент захотелось схватить его за руку, притянуть к себе и прижать к груди, чтобы вернуть все назад, просто прокрутить, как в кино… Чтобы исправить.

***

Уже тогда он сам для себя вывел формулу: улыбайся, и тебе не посмеют дать кулаком под дых. Причем, ни в прямом, ни в переносном смысле. За долгие годы он научился этому нехитрому приёму и пользовался им виртуозно. Вокруг всегда было много людей, которые считали себя его друзьями, но он считал их приятелями, не больше и не меньше. 

Мужчина шумно выдохнул и снова глянул под ноги, где всего в десяти сантиметрах от края была прозрачная пустота и несколько десятков метров до скалистых берегов речушки. Аккуратно потоптавшись на месте, он нахмурил лоб и попытался поскорее прогнать состав с немногочисленными вагонами под названием «жизнь». Складки на лбу помогли, и мужчина тут же вспомнил первый поцелуй. Потом, первый поцелуй с девочкой. Да, именно в такой последовательности. Тогда он не предавал этому значения, а чуть позже уже и не хотелось акцентировать внимание. Рассказывать друзьям было скучно, не хотелось сидеть несколько часов и доказывать, что в этом нет ничего «такого», не было желания мусолить в бестолковых разговорах то, что в принципе не должно было их касаться. У него не было страха перед разоблачением, скорее инфантильное безразличие. Когда поцелуи логично должны были перейти во что-то большее, он довольно спокойно сделал этот шаг. Парень был всего на год старше, и для них обоих это было не больше, чем развлечение. 

Почему-то именно сейчас ему в голову пришла мысль, что уж как-то все очень легко и просто давалось. Может, именно борьбы и не хватало в его жизни? Бился бы головой об стену, может, и вырос бы настоящим бойцом, победителем и хозяином жизни, а не философом-потребителем с осточертевшей улыбкой на губах и оскоминой где-то глубоко внутри. Порою, мы хотим чего-то бестолкового, но, как нам кажется – жизненно необходимого. 

Мужчина стоял, плотно прижав руки к бокам вдоль тела, и только его голова еле заметно наклонялась то к правому, то к левому плечу, как будто он прислушивался к кому-то. Скорее всего, находясь в таком странном состоянии, когда страх легонько покалывает в районе желудка, сердце стучит в левой пятке, а мозг просто отказывается работать, хочется поговорить с самим собой. В обычной жизни все как-то не хватает времени. Максимум – удовлетворение своих потребностей и потакание своим прихотям.

Некоторые моменты в его жизни можно было назвать – воинственными, порою – глупыми, иногда – гадкими. Почему-то вспомнился случай первой ссоры, когда причина была не так важна, как доказательство собственной правоты. При чем – обоих. Тогда, в двадцать все казалось очень остро-принципиальным и, наорав друг на друга, они разошлись. И только после нескольких часов одинокого скитания по квартире, после сбитых о кирпичную стенку балкона костяшек, после изнасилования своей души и полного онемения мозга, он понял, что, даже выстрелив, как пружина, и став натянутым, как струна он не может получить долгожданное успокоение. Тогда зачем мы делаем любимым людям больно? Почему порою извращенно проворачиваем в их сердце своими амбициями и самоуверенностью? Боимся показаться слабыми? А разве мы не такие? Куда смелее нужно быть, чтобы во время буйства скандала подойти и бережно обнять, легонько погладить по волосам и прошептать на ушко: «я тебя люблю». Это такой простой способ и абсолютно безапелляционный аргумент, что никто не сможет устоять перед ним. 

Но тогда ему было всего два десятка лет, его избраннику всего на год больше, и никто из них не знал о волшебной силе простых слов. В таком возрасте ты все чаще прислушиваешься к тому, кто сидит на левом плече, и совсем не обращаешь снимание на тихий шепот справа. Именно поэтому в тот вечер он сидел сам в пустой квартире, поджав босые ноги и невидящим взглядом уставившись в стену. Именно поэтому в голову лезли сумасбродные мысли, и было желание как-то покончить с ними, причем не важно – больно или нет, с сожалением или радостью. Главное сейчас же и навсегда…

Мужчина поёжился и чуть повел плечами от прохладного ветерка. Солнце спряталось за тучу, и вдруг стало как-то зябко. Или это от воспоминаний? Даже сейчас, по прошествии двадцати лет воспоминания колючим клубком покалывали и разгоняли мурашки по телу. 

В тот день он понял, что значит страх потерять самое драгоценное, когда за несколько минут до самой непоправимой в жизни глупости вбежал он.

- Не смей!
- Уйди…
- Зачем ты так?
- Я так хочу…
- Но почему?
- Так будет правильно…
- А как же я?
- Тебя нет…
- Но я вернулся!
- Но ты ушел…
- Ты это сделаешь?
- Так будет лучше…
- Кому?
- Обоим…
- Тогда и я!
- …
В этот момент захотелось схватить его за руку, притянуть к себе и прижать к груди, чтобы вернуть все назад, просто прокрутить, как в кино… Чтобы забыть.

***

Когда вся абсурдная ситуация переворачивается с ног на голову, когда чувствуешь, что ты можешь потерять, начинаешь очень четко понимать, что и тебя кто-то боится утратить. Мы снова продолжаем экспериментировать? Вот же лаборанты, блин. И никто не задумывается, что этот опыт повторить не удастся, никто не подаст новые колбочки и реактивы, учитель не напишет формулу на доске, и школьный звонок не прекратит надоевший вдруг опыт и не позволит побежать на переменку, забыв о том, что мы только что делали, над чем колдовали. Человек – уйдет, чувства – остынут, ты – останешься. И абсолютно непонятно как потом жить с этими тремя составляющими.

Покачнувшись, мужчина вздрогну. Пора было делать шаг. Сколько можно медлить? Сам решил, значит сам и должен все завершить. Он шумно втянул воздух через сжатые зубы и еле приоткрытые губы. Кислорода катастрофически не хватало. Легкие вдруг кольнули, и сердце затрепетало, как флаг на мачте корабля. Он сделал маленький шажок и опустил взгляд вниз. Лучше бы он этого не делал. Сознание эллипсом прочертило белую дымку в голове, пальцы рук начали нещадно покалывать, а ноги резко налились свинцом. Продвинувшись всего на пару сантиметров, мужчина не в силах был сдвинуться еще хоть на миллиметр. Закусив до боли губу и мысленно послав себя ко всем чертям, он сильно сжал кулаки, врезаясь полумесяцами ногтей в мягкость ладони так, что побелели бугорки сбитых костяшек. Со свистом выдохнув и зажмурив глаза, он чуть присел, согнув затекшие ноги в коленях, и резко подался вперед, выстрелив себя в пустоту бездны.

Последнее, что пронеслось в голове – это имя любимого. Он это делал ради него. А много ли в жизни приходилось делать ради любви? Сколько бы не старались, всегда будем сожалеть о том, что что-то все же не успели. Последним, замыкающим вагоном состава воспоминаний мелькнул один из многих счастливых дней.

- Ты - счастье!
- Не верю…
- Я же люблю тебя!
- Докажи…
- Хочешь, умру?
- Я воскрешу…
- Хочешь, достану звезду?
- Она бледная…
- Хочешь, подарю океан?
- Он мелкий…
- Хочешь, сотворю чудо?
- Это просто…
- Хочешь, остановлю планету?
- Это бессмысленно…
- Хочешь, поцелую?
- …
В этот момент захотелось схватить его за руку, притянуть к себе и прижать к груди, чтобы вернуть все назад, просто прокрутить, как в кино… Чтобы повторить.

***

Земля стремительно приближалась, но страх остался где-то там, на высокой площадке моста. Только гул в мыслях, стук в груди и полное непонимание: зачем??? Неужели можно вот так, в один миг решить, что ты использовал все выигрышные комбинации и отказаться от возможного бонуса? А если именно завтра тебя ждет самый счастливый день твоей жизни? То, что ты пережил все, казалось бы, радости и горести жизни не означает, что ты не будешь удивляться чему-то новому. Неужели, после удивлений и разочарований, забот и веселья, любви и ненависти человек не может испытать что-то совершенно новое? Продолжение бессмысленно? Это - конец? Или…

Вдруг резкий рывок и несильная боль в ногах. Свободное падение вниз вдруг прекратилось и мужчину рвануло в обратном направлении, стремительно удаляя от ужасающей твердыни земли и горной речки. Снова невесомость и шум ветра в ушах, бешеный пульс вколачивается в виски, и наконец-то высвобождается голос, который вырывается истерическим визгом и дичайшим хохотом. Замысловатая траектория полета - как будто кто-то невидимый рисовал диаграмму на фоне строгих зубчатых вершин и морщинистых склонов.

Когда его полеты «туда-сюда» прекратились, и мужчина счастливо повис головою вниз к грешной земле, а ногами, в бескрайнее ослепительное небо с белокурыми облаками – показалось что именно сейчас и начинается его жизнь, все что было до этой минуты – всего лишь хорошая продуманная подготовка. Именно сейчас все непонятные мысли или неразрешимые задачи вдруг получили ответы и заняли надлежащее место в голове. Неужели порою нам нужно в прямом смысле слова перетрусить свои мысли и тряхнуть тело, чтобы вся система заработала? 

В это момент спустился канат, позвякивая карабинами, и мужчина пристегнулся к обвязке. Его тут же потянули вверх, и он, уже приняв вертикальное положение, медленно заскользил назад к площадке, с которой всего пару минут назад сделал шаг в пропасть совсем другой человек.

Когда его макушка достигла уровня металлической площадки, и он увидел несколько пар ног, мужчина устало откинул голову назад, продолжая висеть в снаряжении, опутанный ножными ремнями и пристегнутый карабинами к тросу. Его подхватили две пары крепких рук и притянули к благодатной тверди моста. После безрассудного полета длинною в вечность, безмятежной невесомости в эйфории, восторженного прыжка в хрустальное небо, повторного пикирующего падения и безумного выброса адреналина, все здесь казалось тусклым и ненастоящим. 

Пока его отстегивали, развязывали и освобождали, он искал глазами единственного человека, ради которого и был совершен этот маленький подвиг. Глаза наткнулись на парня, стоящего чуть поодаль с букетом цветов в руках и еле заметной улыбкой на лице. Его темными волосами играл шустрый ветер, который на этой высоте вел себя, как расшалившийся мальчишка. Сложно было увидеть его глаза, даже подслеповато прищурившись, челка постоянно прикрывала часть лица, но как только мужчину освободили от снаряжения, и он сделал шаг навстречу, лицо парня тут же просияло смущенной улыбкой. Они приближались друг к другу, и на последних метрах каждый из них побежал. Мужчина буквально впечатался в парня, и они замерли в порывистых, цепких объятиях, сливаясь в единое целое. Уже через несколько секунд лицо мужчины стали покрывать беглые, робкие поцелуи. Стало безумно сладко от ощущения безграничного счастья и присутствия рядом самого дорогого человека на свете. 

- Ты мой герой!
- Я просто твой…
- Ты это сделал!
- Для тебя…
- Но ты не должен был!
- Я хотел…
- Доказать?
- Показать…
- Что не боишься?
- Что люблю…
- А разве нужно?
- Чтобы знал…
- Я это чувствую все двадцать лет!
- …

В этот момент захотелось схватить его за руку, притянуть к себе и прижать к груди, чтобы вернуть все назад, просто прокрутить, как в кино… Чтобы жить.

***

Почему-то именно в этот момент мужчина заулыбался. Ему пришла в голову гениально-бредовая идея, что именно так должен был закончиться хороший фильм. Вернее – одна из серий: двое влюбленных стоят посреди высокого моста над узкой лентой горной реки, вокруг торжественно возвышается гряда скал, украшенная редкими шапками сочной зелени, сверху, светящимся нимбом красуется солнце, стыдливо прячась в пористых облаках, а под ногами рассыпь ярких весенних цветов. Где-то за горизонтом, где прозрачно-голубое небо целует скалистые верхушки – должны появиться титры, и медленно поползти вверх, исчезая в заоблачной дали. И последняя строка будет обязательно обнадеживать тех, кто проживает свою жизнь, как праздник, принимает каждый день как награду и наслаждается каждым мигом, как самым огромным чудом. Ведь продолжение следует!
 

To be continued...