Олларис

Мне сказали, что нужно быть сильным. Чтобы справиться со всеми трудностями, нужно качаться. Я так и делал. Долго. Каждый вечер выходил во двор, садился на качели и… качался. По полчаса, в два подхода. Не помогло.

Потом я сделал себе харакири. Коктейльной трубочкой. Прямо по свитеру. Выжил.

Хотелось боли и… зефира. Остановился на золотой середине – кефир и огурцы. Стало легче.

Задумался о вечном. Позвонил друг и напомнил, что деньги я у него одалживал лишь на время. Я совсем расстроился.

Лёг на пол. Вытянулся струной. Потом расслабился и принял позу шавасана или попросту - позу трупа. Остался доволен собой. Хоть умом и понимал, что перед этим не мешало бы часа полтора позаниматься и выполнить хотя бы с десяток сложных асан. Уснул.

Приснилась зима. Снег вокруг меня: под спиной, под задницей, под головой и даже немножко во рту. Прожевал. Кто-то позвал, и я попытался оглянуться. Шея заболела. Оказалось, что я на лыжах, с двумя клюшками в руках, и обмотан полосатым шарфом, который зацепился за сук. Суки смеялись…

Проснулся оттого, что было больно в животе. Рожаю?! Но как? Оказалось – кот. Скучно ему со мной-трупом. Пришлось подняться и сходить поменять ему песок в лотке. Он остался доволен.

Позвонил бывший. На тот момент он был ещё «настоящим». Сказал, что я раскрытая книга, и он уже мной начитался. Потом был мой немного нервный смех и какой-то баян из разряда: ну, надо же, я книга, пусть по квантовой физике и на китайском, но - раскрытая! Сделал вид, что мне самому смешно, и положил трубку.

Сходил на кухню. Погладил дверцу холодильника между двумя персиками-магнитиками. А что ещё с ним делать, если внутри ничего? Даже свет не включается. Белый брат ушёл на незаслуженный покой. Аминь.

На балконе было интереснее. Там я нашёл свои детские санки с выжженным именем на первой перекладине у ног и рулон старых бумажных обоев в стиле мещанского рококо. Там же обнаружилась невесть откуда взявшаяся юла. Поставил её на острый металлический кончик, толкнул ручку, закружилась. Вспомнилось детство, и, почему-то, телепузики. Вздрогнул. Хромая юла с лязгом завалилась на бок. По козырьку балкона затарахтели капли дождя.

Вернулся в квартиру. Позвонили в двери. Не открыл.

Так и стоял посреди комнаты: в разных носках приблизительно похожего цвета, новеньких, только утром распакованных трусах и толстовке, застёгнутой под самое горло, продолжая сжимать в руке как некий фаллический символ пластмассовую выбивалку, неосознанно прихваченную с балкона. Задумался. 

Вот ты живёшь, живёшь, живёшь, живёшь, живёшь, и тут - раз, и умер! Не важно, отравился ли вчерашними пельменями, задохнулся от дихлофоса в туалете, поскользнулся на плитке в ванной, подавился авокадо перед телевизором, повесился на галстуке в шкафу или утонул в бульоне за завтраком. Только что ты улыбался или грустил, чесал ниже пупка или засовывал палец в нос, и вдруг стало на одну особь меньше в этом небольшом пространстве от пола до потолка. Вода в бачке унитаза по-прежнему набирается для тебя. Твой телефон держит зарядку, почтовый ящик – бесплатную рекламу, хлебница - вчерашние огрызки булки, и всё это тоже для тебя. Плей-лист в соцсетях хранит твои музыкальные состояния. Кто-то начинает набирать сообщение, чтобы ты прочёл, когда снова возникнешь онлайн. На другом конце города выезжает из депо трамвай, чтобы привезти тебе на остановку холодную сидушку в конце вагона с правой стороны, как раз за последними дверями, где ты любишь сидеть. Твой бывший в эту минуту начинает рассказывать кому-то о тебе и недовольно закатывать глаза, изображая вселенскую усталость. Пожилая бухгалтерша щёлкает по клавишам калькулятора, высчитывая сумму подоходного налога, причитающуюся из твоей будущей зарплаты. Обувщик в будке на углу дома забивает крошечные тексы в каблук твоего ботинка, который ты уже никогда не наденешь. В кармане у тебя скомканно лежит непогашенная квитанция на оплату коммуналки. И только кот лениво вытянулся возле тебя брюхом кверху, ожидая, что его сегодня кто-то наконец-то погладит.

Приуныл. Оказывается, можно многое не успеть. В какой-то момент может всё оказаться абсолютно не важным. Мне когда-то говорили, что со временем я пойму, что времени нет, но для этого потребуется время.

Чихнул. Балкон, оказывается, не закрыт. А зима-то уже где-то близко.

Позвонили по телефону. Незнакомый голос начал без вступления:

- Наверное, когда-нибудь я смогу быть уверенным, что... мы в любом случае будем вместе... - пауза была длинной, но я молчал. - Или нет? Ни в чём нельзя быть уверенным, да? 

Я подышал в трубку, посмотрел на себя в полированное отражение дверцы шкафа, зачем-то одёрнул толстовку, будто собеседник мог меня увидеть в трусах, и почесал одной ногой другую.

- Можно быть уверенным абсолютно во всём, - зачем-то ответил я, хотя был уверен, что обознавшийся тут же положит трубку, дав мне отбой. Но гудков не было. Либо он медленно думал, либо быстро соображал, хитрый лис. Мне подходили оба варианта, и я продолжил: - Кто отнимет у нас это право? Это всего лишь наша прихоть и желание. Никому нет дела до них. А вот то, что мы ощущаем на тонком уровне, чем живём и дышим - это и есть поистине самое важное в нашем собственном мире. Понимаешь?

Я себя чувствовал каким-то Максом Фраем. Не знаю, почему. Просто вдруг почувствовал, что я кому-то интересен. Упругая система замкнутого цикла обыденности вдруг прогнулась и затрещала. Если так пойдёт дальше, я смогу её пробить и выбраться наружу! 

Разулыбался. Было приятно чувствовать себя немного уставшим. Будто трахнул её, эту чёртову целку-систему! Теперь я мог действовать не по маркерам, как в компьютерной игре, а по чёрт-его-знает какой траектории. Осталось лишь поменять носки, найти джинсы и покормить кота, перед тем как, несмотря на дождь, пойти к метро, чтобы встретиться с моим новым знакомым, который всё ещё продолжал что-то рассказывать мне в трубку телефона…