Олларис

- Закрой глаза, ну же, закрой, не смотри…

И он закрывает. Послушно, с еле заметной улыбкой и подрагивающими ресницами, с лёгким румянцем на щеках и слегка сжатыми губами.

- Дыши глубже, - негромко руковожу и встаю со стула, чтобы сделать несколько шагов по высокому ворсу ковра. - Вдох… Выдох… Вдох… Выдох…

Слушает. И дышит! Надо же, как маленький! Хотя я же сам его об этом прошу. А раз выполняет, значит, доверяет.

Подойдя к кровати, приседаю на корточки у края и ставлю широкий толстостенный стакан с минералкой на пол, продолжаю смотреть, внимательно рассматривая его маленькую родинку у виска, его рассеченную и ещё в подростковом возрасте зажившую бровь, еле заметную точку на мочке когда-то проколотого уха. Всё это я давно изучил, но всё равно приятно ласково касаться взглядом любимого лица. Разглядываю тёмные волоски пробивающейся к вечеру щетины на его подбородке и щеках.

- А… - пытается что-то сказать он, но я не даю, тут же выбросив руку вперед и поперёк прижав раскрытую ладонь к его губам. Незамедлительно получаю шумный горячий выдох, приятно обжигающий кожу моей руки. Жарко становится не только в комнате…

- Тсс, ничего не говори, - проговариваю, медленно сняв ладонь и оставив лишь кончики трёх пальцев поверх его губ. С корточек опускаюсь коленями на пол и, склонив голову немного набок, наблюдаю, как дразняще подрагивает его кадык от частого сглатывания. Невольно облизываю свои пересохшие губы. - Просто слушай, просто чувствуй, а я сам тебе всё расскажу…

Удивительно, насколько приятно чувствовать власть над человеком, и дело вовсе не в желании кем-то руководить, а в возможности ощутить чьё-то доверие. Когда тебе доверяет любимый человек – это ментальный экстаз! Больше всего боишься в такие моменты причинить ему боль, и дело не в физическом дискомфорте, а в боязни нарушить духовный контакт. 

- Поиграем? – спрашиваю, тихо проговаривая и продолжая придерживать его мягкие губы кончиками пальцев. После его медленного несмелого кивка приближаюсь и языком глажу уголочек его рта, после чего шепчу: - Прислушайся к ощущениям, услышь кожей…

Склонившись к его плечу, начинаю беззвучно проговаривать «запрещённые» слова, которые он прекрасно знает наизусть, потому что я часто их шепчу на ушко, после чего его спокойное лицо вспыхивает румянцем, размеренное дыхание дико учащается, а его пальцы неосознанно, но очень бессовестно тянутся ко мне. 

- Ты слышишь что-то? - он лишь улыбается, растягивая губы под лёгким нажимом моих пальцев, машет головой, опровергая, и я забираю руку от его рта. – А почему тогда над верхней губой появилась испарина? – ласково издеваюсь, одновременно следя за трепетанием его ноздрей. Он же лишь задумчиво приподнимает плечи, но я вижу, как торопливо «дышит» грудная клетка, и маленьким родничком начинает пульсировать на его шее вена сонной артерии. - Может быть, ты что-то почувствовал?

Теперь он начинает смущённо вытягивать губы дудочкой, стараясь сдержать улыбку, но глаза всё ещё продолжает держать прикрытыми. Я вижу, как под его веками блуждают глазные яблоки: он явно что-то видит, что-то, нарисованное его плутовкой-фантазией, но пока недоступное мне. Невероятно соблазнительным выглядит человек, полностью погруженный в себя и одновременно находящийся в вашей собственной власти.

- Подними руки над головой, только не резко, - проговариваю хрипловатым шепотом, и он не спеша приподнимает кисти рук вверх, ненароком задев меня за подбородок, и тут же старается на ощупь погладить меня по лицу, как бы извиняясь. Это так трогательно и нежно, что я и сам начинаю улыбаться.

- Что… - хочет спросить, но тут же сам хлопает себя ладонью по губам, прикрывая рот. Значит, включился в игру.

- Вот и умница, - хвалю и помогаю ему снять футболку, стягивая её через голову и по вверх поднятым рукам. 

Он, словно играя в детскую игру «Деревья», продолжает покорно сидеть с поднятыми руками и даже еле заметно колышется из стороны в сторону. Мне же остается лишь медленно приблизить лицо к нему и тихо, чтобы он не услышал, вдохнуть запах его тела. Нет, не еле различимый запах утреннего геля для душа, не умопомрачительный запах дневного пота с пряными остатками слегка терпкой туалетной воды или практически стёршимся запахом суетливого города. Я вдыхаю запах интереса и пристрастия с нотками трепета и тяги, нюансами склонности и влечения. 

- А теперь почувствуй… - поднявшись с коленей, я забираюсь на кровать и усаживаюсь к нему за спину, сев на пятки, раздвинув колени и обняв ими его бедра. – Сейчас тебе будет холодно, - и веду рукой от его крестца вдоль позвоночника до самого затылка, еле касаясь кожи тёплыми пальцами и приподнимая маленькие практически незаметные волоски на спине.

Он непроизвольно вздрагивает, слегка прогибается в пояснице, отчего ложбинка позвонка становится ещё более заманчиво-изящной, и кожа его рук тут же в ознобе покрывается мурашками. Удивительно, когда тело реагирует на слова, а не на ощущения, полностью нивелируя или перевирая собственную чувствительность, от этого я сам начинаю чувствовать фриссон и легкое подрагивание моих пальцев. 

- Холодно? – шепчу ему на ухо, прижавшись щекой к его волосам и выдыхая горячим воздухом на шею. Он в ответ медленно кивает головой, соглашаясь, и шумно дышит. – Сейчас будет горячо, - обещаю и, наклонившись, тянусь к стакану минералки на полу у кровати.

Погрузив два пальца в прозрачную газированную воду, ловлю осколок льда и достаю его, стараясь не звякнуть о толстые стенки стакана. Подняв прозрачный кусочек, кладу его себе в рот и зажимаю зубами. Склонившись к его левому плечу, прикасаюсь холодными губами к выступающей плечевой косточке и тут же слышу сдавленный шумный выдох. Ведя мучительно медленно вверх и оставляя мокрый след по плечу, дохожу до немного выступающего шейного позвонка. Теперь в ответ получаю еле слышный хрипловатый выдох облегчения, и плечи расслабленно опускаются вниз, а голову он склоняет к противоположному плечу, открывая мне свою шею. Снова поражаюсь реакции на кубик льда и понимаю, что для него главное в этот миг не собственная реакция, а мои слова, и если я обещаю горячие касания, то его расслабленное тело воспринимает именно то, что диктует консервативный мозг, и разнеженно млеет от абсурдности холодного тепла.

- Приятно? – шепчу, слегка касаясь губами кромки его уха.

- Угум, - отвечает, не размыкая губ, лишь рвано произнеся горлом два понятных мне слога.

В моих висках начинает неспешно набирать темп пульс, и ритмичный бит крови по венам становится слышимым в голове. Пульсация чётко отдаётся в затылке, и я невольно сжимаю виски пальцами. Порою сдержать порыв намного сложнее, чем преодолеть преграду. 

Очень хотелось в тот момент жадно обхватить его поперёк груди, проскользнув руками подмышками, потом игриво опрокинуть его на себя, самому повалиться на спину, затем вместе перекатиться на бок и лишь после этого выпустить его из своих объятий, чтобы властно подмять под себя и прижать всем весом. А потом, чуть уняв своё шумное дыхание и глядя на его раскрасневшееся от шутливой борьбы лицо, озорно сдув его чёлку с глаз и приблизив своё лицо, очень неспешно опуститься губами к его манящему рту и медленно утонуть в жарком, влажном, опьяняющем поцелуе… Но сейчас приходится тормозить, усмирять, сдерживать и обуздывать свои желания. Просто потому что хочется дать ему что-то иное, немного необычное и в тоже время – абсолютно знакомое и родное. Возможно, это вовсе выбивается из нормы, может, это противоречит общепринятым правилам, но иногда мне просто необходимо менять угол восприятия. Не думаю, что это моя боязнь надоесть или нестерпимое желание удивить новизной, скорее, это обычное органическое отвержение минимализма в отношении любимого человека, попросту нежелание возводить монументальные фасады привыкания и ещё - неистребимое желание успеть. Успеть дать, успеть сказать, сделать, почувствовать, подарить, ощутить. Ведь ещё, казалось бы, недавно, всего лишь в прошлой жизни…

У тебя все как всегда: тебе ни холодно ни жарко; ни хорошо ни плохо; ни больно ни приятно; ни сладко ни горько. Золотая середина. Так, вроде бы, можно жить и считать, что все – пучком. Главное, чтобы не хуже, а лучше и не хочется. Но в один миг все меняется: на твоем спокойном горизонте появляется Он. Ты, затаив дыхание, смотришь Ему в обычные немного близорукие глаза, которые тебе кажутся абсолютно бездонными волшебными озёрами; следишь за каждым взмахом его тёмных ресниц, но для тебя они – непокорные, стрельчатые и необычайно сентиментальные; наблюдаешь за движение губ, вроде бы обычных, но в твоих глазах - манящих, порочных и упрямых; впитываешь звуки Его голоса… Ты – наслаждаешься! Твою душу, покрытую сухой коркой от долгой засухи, орошает дождь Его ласковых слов, Его чистые и горячие эмоции согревают, как лучи жаркого летнего солнца. И ты понимаешь – это твое личное Солнце. С этой минуты ты знаешь, что, когда твое Солнце смеется, – наступает цветущая весна, когда грустит – идут косые дожди, когда сердится – завывает колючая вьюга, когда любит – небосклон озаряется радугой. Когда твое Солнце с тобой – ты живешь…

- М? – удивлённый вопрос, и я понимаю, что уже какое-то время сижу у него за спиной и невидящим взглядом смотрю ему в затылок, мой язык слегка онемел от холода растаявшего льда и рот полон слюны.

- Прости, замечтался, - сглотнув, оправдываюсь и на его недоверчиво соблазнительное хмыканье добавляю то, что ему всегда приятно слышать, - тобой любуюсь.

Он тут же откидывает голову немного назад, стараясь дотянуться до меня, и трётся затылком о моё плечо. Я поднимаю обе руки и ладонями скольжу от плеч наперед, пробегаясь подушечками пальцев по его ключицам, оглаживая грудь и скрещивая свои руки спереди, обняв пальцами одной запястье другой руки. Я знаю, что его глаза всё ещё прикрыты, ведь мы пока не окончили игру, и он сам не посмеет её прекратить.

Наверно, люди должны хоть иногда влюбляться с закрытыми глазами. Именно тогда мы видим больше, ярче, чётче. Парадокс, но это так. А ещё в такие минуты нам кажется, что всё в нашей жизни будет, как надо, и мы уверены, что всё произойдет, как нам того хочется. 

Снова задумавшись и продолжая бережно прижиматься грудью к его спине, держа его в крепких объятиях и слегка покачивая, будто баюкая, непроизвольно пальцем трогаю гладкий циферблат своих наручных часов. 

- Сейчас, погоди, - разнимаю руки и, слегка упершись ему в спину, усаживаю снова ровно. Тихо снимаю часы с руки и верчу их в пальцах. – Я кое-что тебе сейчас скажу… А ты внимательно слушай.

Не знаю, что именно я хотел услышать от него, но мне становилась всё интереснее наша игра. Приподняв механику за ремешок, я молча поднял её на уровень лица и поднёс чуть поближе к правой стороне его затылка. В рыхлой тишине квартиры и еле различимых звуках телевизора из соседней комнаты наверно можно было услышать практически беззвучное «тик-так, тик-так» секундной стрелки, и я ожидал, что он скажет мне об услышанном тиканье часов, но каково же было моё удивление, когда я услышал: «И я тебя».

Опустив руку и уставившись удивлённо на тёмный циферблат хронометра, я даже пожал недоуменно плечами, не совсем понимая, что он смог услышать в них. 

- Что ты услышал, милый? – переспрашиваю, коснувшись рукой его левого плеча.

- Лю-блю, лю-блю, лю-блю, - как само собою разумеющееся, отвечает, слегка повернув голову влево и улыбаясь.

Я, с по-прежнему удивлённым лицом, перевёл взгляд с его профиля на часы в своей руке. Наверно, нужно быть искренне и беззаветно влюблённым, чтобы в обычном еле слышимом тиканье крошечного механизма услышать шепот признания в любви, чтобы вопреки нежности щекочущих прикосновений пальцев чувствовать ласку холодом, а при ледяных касаниях расслабленно млеть от тепла. Порою мы бываем броненосцами по отношению друг к другу, и непробиваемая уверенность во враждебности окружающего мира или собственный скептицизм не позволяют нам доверять на все сто. Но когда в наше сердце тихонько пробирается любовь, мы опять становимся детьми: улыбкой отвечаем на протянутую руку или распахнутые объятия, ловим в раскрытые ладони сказочную птицу счастья, доверчиво закрываем глаза и открываем рот, радуемся всему живому вокруг, умеем из звёзд на ночном небе создавать картинки, а порою даже умудряемся мечтать с широко открытыми глазами. Так же себя ощущают и те, кто влюбляется в нас, поэтому нужно быть очень бережными к чувствам друг друга. Умея нащупывать болевые точки других, нужно не давить на них, а целовать. Прожженный тоннель в чужом сердце не заливать фонтаном безразличия, а бережно заполнять своей любовью. 

- Я… - тихо шепчу ему на ушко и делаю паузу. - Тебя… - снова замолкаю и касаюсь губами его спины, оставляя несколько поцелуев по крылышку выступающей лопатки. - Очень люблю…

От этих нескольких слов, от, казалось бы, обычного признания, которое делаю каждый день, почему-то пьяно кружится голова, и перед глазами странным калейдоскопом переворачивается комната. Тут же ощущаю, что лежу прижатым спиной к постели, а сверху уже возвышается он. Оседлав меня и взяв в плен мои ноги, он довольно крепко сжимает мои запястья пальцами, его горячее дыхание нагло дразнит мой подбородок, а лицо щекочут его волосы.

- Что… - хочу спросить, но мне не дают.

Тут же слышу «Ш-ш-ш!» и замолкаю, но мои губы сами растягиваются в улыбке, когда его лоб расчерчивает грозная вертикальная полоса морщинки между бровей, а в обрамлении раскрытых губ смыкается ровный ряд белых зубов, выпуская воздух. Но меня смешит вовсе не милое шипение с искорками в прищуренных любимых глазах, не его длинная чёлка, которую я пытаюсь сдуть, и даже не то, что меня по-хозяйски подмяли и придавили всем телом. Меня ввергает в нереальный катарсис целиком всё происходящее, ведь несколькими минутами ранее я сам этого хотел и упорно сдерживался, чтобы не подмять его под себя именно так. 

- Игра продолжается? – с хитрой улыбкой и заговорщицким тембром в голосе спрашивает он, и я, застенчиво закусив краешек нижней губы, соглашаюсь глазами, медленно моргнув. – Тогда…

Улыбнувшись, я послушно прикрываю глаза и полностью доверяюсь волшебству. После того как внешний мир становится размытой абстракцией, и ты полностью утопаешь в своих голых чувствах, абсолютно всё меняет свои качества и обостряет собственные желания. Робкая нежность вызывает страсть, наглая медлительность – нетерпение, сладкая боль – удовольствие, жадные касания – безрассудство, похотливый шепот – упоение, дерзкое обладание – восторг. И я точно знаю, что нет ничего более реального, чем эта наша игра, ведь наши собственные чувства сейчас неподдельны, и какими бы они ни были – шальными или трогательными, властными или робкими, ненасытными или целомудренными, мы всё равно будем самими собой, которым просто как воздух необходимо присутствие друг друга. 

- Сейчас будет сладко … - шепчет он моей шее, и я готов ощутить негу во всём теле, даже если на меня выльют расплавленное олово. Потому что я верю.

- А теперь будет горячо… - обещает он моему животу, и я готов расплавиться от жаркой атаки, вне зависимости оттого, что именно произойдёт. 

- Ещё чуть-чуть, и будет остро … 

Наши желания вне границ. 
Человек проходит по нашей жизни кометой – это красиво, но не вечно, поэтому нужно уметь ловить счастье и ценить миг красоты, чтобы, даже когда звезда уйдёт за горизонт, у тебя при закрытых глазах всё появлялись и появлялись крошечные вспышки истинного света, и от этого было очень тепло и уютно глубоко внутри, словно от домашнего очага, который зажжен той самой искоркой. Но если ты ещё «в игре», если вы всё ещё вдвоём, и тепло ваших сердец греет кожу, если близкое дыхание радует слух, трепет заботы волнует душу, а взгляд в глаза друг другу бурно разгоняет по венам кровь, успей сказать главные слова: дорожу, люблю, скучаю.

И когда вы оба, соприкасаясь влажными телами, под музыку успокаивающегося дыхания будете рассматривать свой общий мир на обратной стороне век, когда для того чтобы говорить не останется сил, но будет желание нежно провести пальцем по сердцевине вселенной-ладошки, просто подумайте громко вслух, и вы обязательно услышите друг друга, ведь ваша ИГРА В ЖИЗНЬ продолжается, и она на самом деле очень реальна!

- Люби мягче.
- Дари больше.
- Смотри зорче.
- Целуй жестче. 
- Дыши глубже. 
- Кончай чаще.
- Взлетай выше.
- Живи ярче…