Олларис

- Милая, сегодня я буду поздно, - Грибов прижимал плечом мобильный телефон к уху, а руками развязывал шнурки на своих высоких ботинках. – Ну чего ты начинаешь? Да, опять…

В помещении горела лишь одна лампа дневного света на левой стене, но с улицы всё ещё просачивался вечерний свет. Несмотря на начало осени, погода по-прежнему была летней, даже комары никуда не хотели исчезать.

- Откуда у тебя такие фантазии? – мужчина стянул свои гриндерсы и вытянул ноги. В динамике телефона всё продолжал звенеть женский голос, на который Грибов вяло реагировал. – Да-да, ты всегда права… Конечно, дорогая… Да, я скотина… Согласен, на мне пробы ставить негде, и ты святая женщина… Конечно, я тебя не заслуживаю…

Полчаса назад он неспешной походкой, наслаждаясь последними тёплыми днями, шёл вдоль старого квартала, мимо простеньких одноэтажных домов частного сектора на окраине города. Несмотря на опускающийся вечер, он был в солнцезащитных очках. Его зеркальные «авиаторы» в солнечную погоду пускали разноцветные зайчики, а сейчас они казались совершенно непроницаемыми, будто чёрные дыры. По выражению лица и так было сложно догадаться о его намерениях, настроении или самочувствии, а сейчас, в сумерках, с натянутой на лоб бейсболкой и в очках – практически невозможно.

Шаги его ложились строго по невидимому пунктиру, но со стороны могло показаться, что он не знает, куда идти, будто прогуливается бесцельно. Но ему было в каком-то смысле плевать на то, что могут подумать о его персоне другие люди. Это у него появилось не с самой юности, а лишь недавно как-то пришло. На самом деле ещё в детстве его мама дала понять сыну – лучше быть пессимистом: ты либо прав, либо приятно удивлён. Но батя пытался вбить в голову немного другое – приятно быть диктатором: ты или прав, или… прав. Сестра считала, что лучше быть женщиной: ты либо права, либо – ой, всё! Он выбрал четвёртое – просто быть. Как – не важно, само по себе склеится. Тогда его жизнь была скучно-постоянной. Каждый день был похож на предыдущий. Следующий обязательно будет не хуже. Иногда стабильность, даже в полной жопе, тоже хороший результат. И вот на сегодняшний день в его жизни всё ещё присутствовала стабильность: его стабильно подозревали. Так у них в семье было заведено. Наверное, именно для этого люди и женятся?

- Да никуда я не зарулил, - продолжать вести разговор Грибов. Он старался казаться сдержанным и немного уставшим, хотя на самом деле у него внутри уже всё поднималось и начинало покачиваться волнами, которые мягко доходили до шеи и изнутри щекотали горло. – Нет, я не в баре… Конечно, ты можешь не верить… Да, я помню, как было в прошлый раз, но тогда был повод... Да, в жопу попойки, ты права… Нет, у меня дела, я же сказал…

Надев на ноги старые кеды, мужчина поднялся со стула и прошелся по периметру помещения, продолжая сжимать в руке мобильный телефон. Остановился у стены с люминесцентным освещением и, подняв свободную руку, коснулся пальцами покрывала. По ладони вверх к запястью устремилось тепло. Нет, не осязаемое, а какое-то ментальное. Защекотало в сгибе локтя, будто от капельницы в вену, и потом устремилось к плечу. Грибов улыбнулся и даже на миг прикрыл глаза, но его снова вернули к разговору очередной порцией претензий.

- Слушай, я же тебе как человеку… Да не кричи ты! Не нравится, я могу вообще не приходить! – на этот раз он вскипел. Не хотелось ругаться, но эти женские расспросы и постоянное недоверие его утомляли. – Да нет со мной никого! Я один… Совсем... Чем? Здоровьем? Хорошо, клянусь здоровьем…

В этот момент в помещении возникла фигура, и Грибов, услышав шорох, обернулся. Улыбка предательски поползла по лицу. Он небрежно приподнял свободную руку, махнул в знак приветствия и, кивнув головой в сторону кресла, продолжил общение с супругой.

- Да, я знаю, что у тебя всегда есть для меня домашние дела, но у твоего мужа тоже есть дела, которые, ты конечно удивишься, касаются не только дома! Хорошо, можешь потом договариваться на любое время, но сегодня я не могу… Ну вот такой я. Видела, что выбирала… Помню. Да, я не муж, а золото, хоть к сраке прикладывай… Спасибо, дорогая…

Грибов уперся спиной в стену и смотрел немного рассеянным взглядом на чёрные разводы по светло-серому покрывалу. Если сильно увлечься созерцанием, можно было в тех пятнах увидеть что-то сильно смахивающее на тест Роршаха. Но внезапно мужчина переменился в лице и, резко опустив свободную руку вниз, стукнул кулаком по стене позади себя.

- Да! Я пошёл к ней! Довольна?! Ты у нас мисс Марпл! Теперь я могу спокойно тут оставаться? Ты ж и так всё знаешь! – Грибов шумно дышал, но очень быстро пришёл в норму. – Что ты ещё от меня хочешь? Нет, я не приду домой… Сколько захочу? То есть я могу оставаться с ней на ночь? Да, знаю, я ненормальный и делаю тебе больно… Я же не хотел тебе говорить! Хорошо, прости… Я понимаю… Да, я гад… Да, сволочь… Да, больной…

Подняв глаза, Грибов посмотрел на молодого человека напротив. Он всё это время сидел в кресле, на которое ему указали. Лишь глазами они могли перекинуться фразами, и, похоже, им это удавалось довольно неплохо. Молодой человек кивком спросил: «Ну как?», и Грибов, слегка закатив глаза, отмахнулся, а потом обхватил ладонью свою шею, показав удушение. Оба заулыбались. Потом мужчины жестами стали показывать возможные казни, которые, скорее всего сейчас зарождались в голове жены Грибова.

- Что ж ты за психа замуж вышла, драгоценная моя? – очень спокойно и даже как-то нежно спросил у жены мужчина. – Да, я не был таким. Но ведь большие мальчики любят большие игрушки, ты же сама говорила… - он продолжал блуждать взглядом по разводам рисунка на покрывале, и было видно, что мужчина совершенно успокоился. - Прости, дорогая… Да, я так решил… Спасибо… Ты же знаешь, что я тебя люблю… Ты права… Согласен, милая, это не лечится… Спокойной ночи.

Грибов отключился и снова перевёл взгляд с покрывала в разводах на фигуру в кресле.

- Значит, агент рассекречен? – Молодой человек оторвался от спинки кресла и, резко взмахнув руками, стянул через голову толстовку.

- А что я мог поделать, Вить? Она знает меня как облупленного.

- Но ты держался молодцом, Грибов. Тебе можно если не роль в ТЮЗе, так хотя бы… - молодой человек запустил обе руки в карманы джинсов и, достав одной из них продолговатую упаковку из цветной фольги, зажал её между указательным и средним пальцами, помахав ею. – Как утешительный приз.

- Спасибо, ты так щедр, - улыбнулся Грибов и, вжикнув зиппером, расстегнул свои брюки. – Ну что, сегодня у нас вся ночь впереди, так что можно не спешить.

- Значит, можно без палева пытаться достигать наслаждения при помощи анального бура до восторженных упоминаний всех святых? – Витя пошелестел упаковкой, которую до сих пор держал в пальцах, потом надорвал её и высыпал на ладонь две подушечки жевательной резинки. Отправив их в рот, он спрятал упаковку снова в карман и тоже расстегнул молнию ширинки. – Я прямо предвкушаю.

- А ты, я вижу, завёлся, - засмеялся Грибов и рывком стянул с себя брюки.

- Воу! Полегче, парень! – хохотнул Витя и, подпрыгнув на кресле, тоже рывком стянул с задницы джинсу. – Только давай договоримся, раз уж мы оба такие активные, я соглашусь быть в пассиве при условии, что ты будешь грубым и постараешься жестко доминировать.

- Это тебе твой извращенный, размазанный по стенкам черепа мозг сообщил такой вариант событий?

- Нет, это твое неожиданное сумасшествие, Грибов, - парировал парень. – Ладно, давай сдёргивай покрывало, раз уж нам предстоит бессонная ночь.

Хозяин гаража аккуратно сложил снятые брюки и тут же, натянув робу, прихватил край старого испачканного машинным маслом и солидолом покрывала, медленным движением стянул его, оголяя сначала затёртое крыло старого автомобиля, а потом и весь кузов.

- Ну, здравствуй, моя прелесть, - с еле ощутимым придыханием в голосе проворковал мужчина.

Форд Фалкон 1974 года выпуска… Точно как в «Безумном Максе»… Правда, он был не желтого, а грязно-бежевого вытертого цвета, но от этого он ни на грамм не стал меньшей легендой. Это была его первая безумная покупка. Первый нелогичный поступок в его взрослой жизни. Это была его любовь и наказание одновременно. Это был вызов привитой с детства покорности и в то же время рывок спринтера, чтобы сделать что-то именно для себя, а не для других. Это было маленькое счастье и это то, с чем они жестко трахались последние три недели. Жаль, что понимание он нашел лишь у своего друга детства Витьки, который сейчас, поднявшись из старого автомобильного кресла и переодевшись, тоже подошёл к легенде 70-х и с явным удовольствием поглаживал капот автомобиля с характерной выштамповкой по центру. Именно он, несмотря на сплошной геморрой с запчастями и полную жопу с их общим профессионализмом, с каким-то невероятным юношеским максимализмом и отчаянным рвением помогал реставрировать купленную Грибовым машину. А жена… жена, как и все добропорядочные жёны морщила носик и время от времени, конечно же, ради их отношений, устраивала небольшие скандалы, но всё равно любила своего взрослого мальчика, у которого по всем законам вселенной в один прекрасный день появилась эта взрослая игрушка.

Она прекрасно понимала, что это увлечение намного безобиднее, чем увлечённость кем-то более живым и безотказным. Но ведь нельзя было в этом сознаваться? На то они и жёны. Поэтому где-то глубоко в душе она была рада, что её великовозрастный мальчик болеет машинами, и, слава богу, что это не лечится.